М. ИСАКОВСКИЙ

О "СЕКРЕТЕ" ПОЭЗИИ

(Ответ моим корреспондентам)

1

Пожалуй, чаще всего мои корреспонденты просят:

«Раскройте нам секрет поэзии. Расскажите, что нужно для того, чтобы писать хорошие стихи».

Когда-то в ранней юности я также полагал, что в поэ­зии действительно существует некий «секрет» и что ес­ли бы нашелся такой человек, который разъяснил бы, раскрыл этот «секрет», то больше ничего и не надо: я уже раз и навсегда научился бы писать хорошие стихи.

Разумеется, такое представление о поэзии ошибочно.

Всеобщего, универсального, годного на все случаи жизни «секрета» поэзии не су­ществует и существовать не может.

Если все же и есть какой-то «секрет» поэтического творчества (слово «секрет» я употребляю здесь сугубо условно), то этот. «секрет» у каждого поэта свой, особый, индивидуальный. И «секрет», скажем, одного поэта уж никак не годится для другого. Его нельзя рассматри­вать как некий ключ, которым можно открыть любой замок.

Я думаю, что правильно было бы сказать так: «сек­рет» поэтического творчества поэт может найти только сам, и притом в самом себе. Всякий поэт всегда должен

«открывать» его для себя заново, так же, как он должен открывать заново и свою собственную поэзию.

Обладать поэтическим «секретом» — это прежде все­го значит быть в творчестве самостоятельным, то есть говорить так, как свойственно только тебе, а не кому-либо другому, говорить о том, о чем можешь сказать только ты, потому что ты сам увидел это в жизни, сам передумал, перечувствовал, понял, сделал выводы, причем темой разговора должно быть нечто большое,  значительное,  интересное  не только для самого поэта или узкого кру­га людей, а для самых широких слоев чи­тателей.

Нельзя думать так, что поэт, владея стихотворной техникой, лишь механически, бесстрастно рассказывает в зарифмованных строчках о тех или иных фактах, о тех или иных явлениях жизни. Знание стихотворной тех­ники, разумеется, необходимо, но не оно решает успех дела.

Творческий процесс—вещь неизмеримо более слож­ная, нежели умение стандартно пользоваться так назы­ваемыми правилами стихосложения.

Предположим, что поэт пишет стихи в связи с каким-либо событием, взволновавшим его. Это значит, что дан­ное событие, прежде чем войти в стихи, неизбежно про­ходит через сознание поэта, через его душу, через все его существо. И, описывая событие, поэт (если он, ко­нечно, поэт настоящий) неизменно вкладывает в стихи свое понимание событий, свое отношение к нему, свои мысли и чувства. Другими словами, он преподносит событие так, как видит его сам своим разу­мом и сердцем. При этом он, разумеется, дол­жен быть и объективным, то есть должен правильно понимать происшедшее, не ис­кажать его, не уходить от правды.

Понять все это и осуществить на прак­тике и означает раскрыть «секрет» поэзии, хотя, как видите, ничего секретного, ничего не­обычного в этом нет.

2

Здесь я хотел бы привести один пример. Я сошлюсь на известное стихотворение Некрасова «Несжатая полоса». Как вы помните, содержание его таково: наступила поздняя осень, а к поле все еще стоит несжатая крестьянская полоска. Не сжата она потому, что ее хозяин надорвался на работе и тяжко заболел.

Вот и все. Это, так сказать, жизненный факт, собы­тие, послужившее Некрасову темой стихотворения.

Я изложил это событие в его основе довольно точно, но в моей передаче оно все же не производит ровно ни­какого впечатления. Оно кажется даже мелким, незна­чительным. В самом деле, мало ли было таких мужиков, которые по болезни не могли работать в поле?

Почему же в моем изложении событие никого не тро­гает, никого не может взволновать? А потому, что рас­сказал я о нем плоскими, обезличенными словами, ни­чего не раскрывающими, ничего не говорящими ни уму, ни сердцу,—словами, не наполненными моим собственным чувством, словами, лишенными какого бы то ни было поэтического смысла.

В данном случае я это сделал нарочно, сделал для того, чтобы показать, как много зависит от поэта, от того духовного поэтического «вклада», который он вносит в жизненный материал, положенный в основу произве­ден и я.

Теперь посмотрим, как то же событие воспринял и передал читателю Некрасов:

Поздняя осень. Грачи улетели,

Лес обнажился, поля опустели,

Только не сжата полоска одна...

Грустную думу наводит она.

Кажется, шепчут колосья друг другу:

«Скучно нам слушать осеннюю вьюгу,

Скучно склоняться до самой земли,

Тучные зерна купая в пыли!

Нас, что ни ночь, разоряют станицы

Всякой пролетной прожорливой птицы,

Заяц нас топчет, и буря. нас бьет...

Где же наш пахарь? чего еще ждет?..»

С первых же строк вас берет за сердце какая-то щемящая боль, хотя вы вначале, может быть, даже и не

знаете, для чего поэт начал свой разговор. Вас охваты­вает жалость к этой одинокой крестьянской полоске, которую и буря бьет, и заяц топчет, и птицы разо­ряют...

И чем дальше вы читаете, тем все ощутимей, все ярче встает перед вами образ русского мужика, задав­ленного нуждой и непосильной работой,—и не только образ данного конкретного мужика, о котором гово­рится в стихотворении, но и образ всех подобных ему, образ всей тогдашней деревни—подневольной, нищей, разоренной, темной. Вы чувствуете и понимаете, что не­сжатая полоса—это не просто полоса, не убранная хо­зяином вовремя, а это символ народного горя, беспра­вия, угнетения. И в вашем сердце возникает гневный протест против поработителей парода.

Причем не лишним будет отметить и то, что все эти чувства (боль, жалость, гнев) возникают сами по себе, хотя прямого призыва к ним в стихотворении совершен­но не содержится.

Такова сила воздействия «Несжатой полосы».

В чем же тогда дело? Почему простои, обычный жиз­ненный факт приобрел в передаче Некрасова такую большую силу, такое глубокое обобщающее значение?

А дело все в том, что Некрасов за этим, казалось бы, рядовым, незначительным фактом увидел гораздо больше того, что можно увидеть при поверхностном рас­смотрении. Светом своего поэтического таланта он про­ник в него и осветил те его стороны, которые на пер­вый взгляд были незаметны. Он как бы заново от­крыл его для поэзии, для читателя. Он нашел в своем сердце такие взволнованные, такие проникновенные поэ­тические слова, которым нельзя не поверить. Это были слова глубоко прочувствованные, выношенные, сло­ва, если хотите, выстраданные. Это были те единствен­ные незаменимые слова, при помощи которых только и можно было с наибольшей полнотой и убеди­тельностью сказать то, что хотел сказать Некрасов.

В самом деле, сейчас нельзя даже представить себе, что «Несжатую полосу» можно было бы написать в какой-либо другой поэтической форме, какими-либо дру­гими словами. А ведь Некрасов должен был впервые найти в себе эти слова и впервые произнести их. Он впервые должен был раскрыть для читателя весь тот огромный социальный смысл, который скрывался за несжатой крестьянской полоской.

Во всем этом и заключается его заслуга, его мастер­ство и новаторство, его поэтическая находка, если так можно выразиться. Во всем этом и заключает­ся «секрет» поэзии, во всяком случае «секрет» данного стихотворения.

3

Я хотел бы обратить внимание еще на одну сторону поэтического творчества.

В стихах поэта неизбежно проявляется не только его поэтическое мастерство, не только его умение говорить в поэтической форме о тех или иных явлениях жизни, но одновременно в них проявляется и характер са­мого поэта, его личность, его индивиду­альные человеческие качества.

Вот почему стихи, предположим, того же Некрасова мы легко можем узнать среди сотен других стихов и сказать: да, это в манере Некрасова, это в его харак­тере. Так мог написать только он, Некрасов...

То же самое можно сказать и о стихах Маяковского и о стихах других крупных поэтов.

Я счел необходимым напомнить об этом по той причине, что некоторым начинающим поэтам кажется, будто поэтический талант—это нечто обособленное от лично­сти поэта, от его характера. Они думают, что талант как бы приходит откуда-то извне, как бы является некими отдельным «приложением» к их человеческой на­туре и потому, независимо ни от чего, его можно, что называется, повернуть и так и этак.

И вот что нередко бывает с такими поэтами. Напи­шешь письмо, к примеру, т. Н.: «Дорогой товарищ! Ваши стихи несовершенны, слабы. И слабость их в пер­вую очередь заключается в том, что Вы не сумели вне­сти в них ничего свежего, ничего своего, ничего такого, что подмечено в жизни, передумано, перечувствовано именно Вами. Вы используете уже готовые поэтические ситуации. Вы лишь пересказываете другими словами то, что прочли у других поэтов. Вам не хватает поэтиче­ской самобытности, оригинальности».

Получив такое письмо, т. Н. решает сразу же, в один присест, стать «самобытным», «оригинальным», ни в чем не похожим на других. Он начинает «изобретать» свой собственный стиль письма, выдумывает самые необычные, неестественные ситуации, применяет самые сног­сшибательные образы.

Конечно, ничего путного из подобной затеи не полу­чается. Получается фальшь, гримасничанье, ходульность, игра в мнимую оригинальность—не больше.

Тов. Н. не понимает, что нельзя искусственно   придумать   манеру   поэтического письма, нельзя искусственно выдумать свой поэтический голос. Нельзя так же, как нельзя выдумать самого себя в иных качествах, чем те, которые в человеке имеются. Вернее сказать, выдумать-то, может быть, и можно, но ведь это будет не настоя­щий человек, а именно выдуманный, фальшивый, об­манный.

Быть в поэзии по-настоящему оригинальным и само­бытным, не похожим на других, — это прежде всего значит оставаться самим собой (о чем я уже упоминал раньше). Это значит проявить в поэ­зии те человеческие качества, те духовные силы, которые в тебе заложены.

Поэтический талант не есть нечто самодовлеющее, независимое от личности поэта. Он органически, неразрывно связан со всем внутренним обликом поэта. Он существует не сам по себе и является лишь средством особого (поэтического) проявления личности человека.. его характерных черт, его мыслей и чувств.

Потому-то, например, никак нельзя поверить в то, что малоразвитый, отсталый человек с ограниченным кругозором сможет написать сколько-нибудь значитель­ное поэтическое произведение, если даже от природы ему и даны известные стихотворные способности. Он не сможет написать именно в силу своей ограниченности, в силу бедности своего внутреннего мира. Ему не с чем предстать перед читателем, нечего «выложить» перед ним, нечего сказать ему.

Поэтому-то, когда начинающим поэтам (да и не только начинающим и не только поэтам) говорят, что им надо учиться, расти, совершенствоваться, то пони­мать и принимать это следует очень серьезно и широко.

Нельзя думать так, что учеба начинающего поэта за­ключается лишь в усвоении чисто технических правил стихосложения, в изучении всевозможных поэтических приемов. Учеба должна быть 

всесторонней и глубокой. Учась, начинающий поэт должен прежде всего

расти как человек, как человеческая личность. А это, в свою очередь, достигается не только, так сказать, в результате книжной учебы, но главным обра­зом в результате самого живого, самого актив­ного участия в жизни. С самого начала поэт обязан готовить себя к тому, чтобы стать (не на словах, а на деле) передовым человеком своего времени, человеком, глубоко знающим и понимающим действительность, человеком принципиальным, идейным, зорким, наблюдательным, кровно заинтересованным во всем том, что происходит, что совершается в нашей стране, в жизни нашего народа.

На наших глазах буквально во всех областях жизни тысячи и миллионы незаметных когда-то простых совет­ских людей выросли в активных строителей коммуниз­ма, в руководителей, в работников государственного масштаба.

Тем более к этому надо стремиться нашим поэтам. Ведь поэт — это носитель и творец духовной

культуры народа, и он просто не имеет права быть отсталым, необразованным, неактивным." Он должен знать неизмеримо больше, чем рядовой гражданин, он должен видеть гораздо дальше, он должен понимать и чувствовать жизнь во всем ее много­образии гораздо полнее и глубже.

Во всем этом также заключается «сек­рет» поэзии.

К сожалению, многие начинающие поэты все же не понимают этого. Примеров тут можно привести много. Чаще всего дело сводится к следующему.

Начал человек писать стихи и решил: «Раз я пишу стихи, значит, я талантлив. Значит, мне должны помогать растить мой талант...»

Начинается переписка с редакциями, с литературны­ми консультациями. Товарищ думает, что стихи его на­печатают, а если они окажутся слабыми для печати, то, в крайнем случае, литературная консультация объяснит

ему, как надо писать, чтобы добиться успеха, и тогда все будет в порядке.

Короче говоря, товарищ все свои надежды возлагает на консультацию, наивно полагая, что кто-то со сторо­ны может научить его писать хорошие стихи, может сказать: пиши так-то и так-то, и ты будешь настоящим поэтом. (В скобках оговорюсь, что, конечно, далеко не все начинающие поэты именно такие, но и таких очень много.)

Приведу один пример.

Начинающий поэт С.* прислал в редакцию ленин­градского журнала «Звезда» свои стихи. Из-за эконо­мии места я не буду приводить их полностью. Просто прошу поверить мне на слово, что стихи слабы, подра­жательны, малограмотны. О качестве их некоторое представление может дать хотя бы такое четверостишие (речь идет о советском воине):

Чем и как его подвиг измерить,

В «Илиаде» какой описать?

Русский воин обнялся со смертью,

Чтобы жизнь человечеству дать.

Или вот из другого стихотворения:

Время идет, приближается к ночи,

Люди легли. на спокой...

Редакция журнала «Звезда» написала автору до­вольно обширное и совершенно правильное письмо. В нем она, в частности, отметила: «Стихи по теме пра­вильны. Но в эту нужную и важную тему Вы внесли слишком мало своего, авторского. И в них не чувствует­ся, вернее—чувствуется пока еще очень слабо, творче­ская индивидуальность поэта. Нет свежих, ярких обра­зов... Оба стихотворения растянуты, длинны...

Растянуты они за счет второстепенных, необязатель­ных деталей. Это... делает их вялыми...» и т. д.

Автора это письмо совершенно не удовлетворило. Тогда он обратился ко мне. Он пишет:

«Я посылаю свои стихи в журналы, но оттуда каж­дый раз получаю ответы, которые не в состоянии понять... Если мои стихи не годятся, то хотелось бы узнать, чем именно. А то просто обидно».

В заключение автор приходит к выводу, что «мои стихи не пропускают не потому, что они плохи, а только потому, что их прислал не известный поэт, а безвестный автор С.».

Я думаю, что т. С. не имеет никаких оснований оби­жаться на литературную консультацию журнала «Звез­да». Консультация отнеслась к его стихам внимательно. Она правильно оценила их, правильно указала на основ­ные недостатки. Больше этого литературная консульта­ция сделать не могла. А уж как исправить эти недо­статки, об этом должен подумать сам т. С. Никто дру­гой за него сделать этого не может.

Правда, т. С. в своем письме ко мне пишет, что он из редакций получает ответы, «которые не в состоянии понять». И я допускаю, что он действительно не по­нимает, например, того, что такое свежесть в стихах, их оригинальность, что такое индивидуальные качества поэта.

Но в этом опять-таки виновата не литературная кон­сультация, а он сам. Если  человек  берется  за какое-либо дело, то должен же он знать его хотя бы в основных чертах. Ведь иначе нельзя работать, а не только что рассчитывать на успех.

Значит, если чего-то не понимаешь, то выход только один: постарайся понять, усвоить, приложи свои усилия, подучись. Не надейся, что это за тебя сделает кто-то другой. Другие товарищи могут тебе помочь (и они по­могают), могут тебе что-то подсказать, посоветовать, но основное, главное ты должен сделать все же сам,

Я, разумеется, знаю, что в работе наших литератур­ных консультаций не все обстоит благополучно. Я стою за то, чтобы эти консультации работали гораздо лучше, чтобы они не просто отписывались (что иногда случает­ся), а чтобы они действительно помогали начинающим поэтам разобраться в их ошибках и недочетах. Все это совершенно верно. Но я не могу обойти и того факта, что в жалобах начинающих поэтов на литературные консультации и редакции журналов часто сквозит непо­нимание, несправедливость и даже демагогия, хотя, быть может, и неосознанная.

4

В начале этих заметок я уже говорил о том, что «сек­рет» поэтического творчества поэт может открыть толь­ко сам, и притом в самом себе, что никто другой вместо него не может этого сделать.

Открыть «секрет» поэзии—это значит определить свое место в ней, понять, что именно ты можешь сделать в поэзии и какими поэтическими средствами для этого располагаешь, уметь использовать эти средства с макси­мальным результатом. Но и это далеко еще не все. Даже в пределах поэзии, создаваемой одним и тем же человеком, нельзя пользоваться одним и тем же «секре­том», открытым раз и навсегда. Такого «секрета» быть не может. В каждом отдельном произведении поэта — если, конечно, это произведение по-настоящему талант­ливо — заключен уже свой особый «секрет».

Я говорил здесь о «секрете» стихотворения Некрасо­ва «Несжатая полоса». Стихотворение это, оставаясь целиком «некрасовским», то есть будучи написанным так, как мог написать только Некрасов, а не кто-либо другой, в то же время отличается от всех других его стихов и, в частности, скажем, от стихотворения «Трой­ка» («Что так жадно глядишь на дорогу»). В этом по­следнем заложен уже другой «секрет»—тоже некрасов­ский, но все же другой, обусловленный тем, что Некра­сов имел здесь дело с другим жизненным материалом и потому должен был найти другой способ выражения его, найти другие словесные краски и интонации, внести в стихотворение другую поэтическую идею. «Секрет» «Несжатой полосы» здесь уж никак не годился.

Этим самым я хочу сказать, что поэт все время дол­жен двигаться вперед, находить все новые и новые спо­собы отображения действительности, обогащать поэзию все новыми и новыми поэтическими находками, откры­вать все новые и новые «секреты» поэзии. И только в таком случае его стихи будут разнообразными, интерес­ными, самобытными, по-настоящему хорошими.

Но повторяю, что человек может достигнуть этого лишь при условии, если он, во-первых, обладает поэти­ческими способностями и, во-вторых, если он в доста­точной степени подготовлен, если он обладает необходимым количеством знаний и работает не вслепую, а твердо знает, что он должен сделать и как сделать.